Доктор Евгений КОМАРОВСКИЙ: «Власть заинтересована, чтобы нас стало меньше, потому что каждая выжившая бабушка приближает крах Пенсионного фонда»

Евгений Комаровский — самый известный детский врач на постсоветском пространстве. Как он признался в интервью корреспонденту интернет-издания «ГОРДОН», его узнают даже на улицах европейских столиц. Ни одна прогулка не обходится без спонтанных консультаций. Поэтому гулять он предпочитает только в вечернее время и в безлюдных местах, особенно в родном Харькове.

Доктор не скрывает своего возмущения состоянием украинской медицины. Его раздражает, что политики много говорят о со­циальной защите населения, но при этом ни разу Совет национальной безопасности не собрался, чтобы найти решение проблемы обеспечения онкобольных обезболивающими препаратами или обсудить катастрофическую ситуацию с распространением поддельных медикаментов. А их уже стало так много, что доктора не могут лечить людей.

В то же время Комаровский считает, что причиной большинства бед современной Украины является безграмотность, и безраз­­личное отношение самих людей к собст­венному здоровью, и чрезмерная терпимость к таким порокам государства, как коррупция и популизм.

«Вы даже не понимаете, что за ваше терпение и молчание будут расплачиваться своим здоровьем ваши дети»

— Почему вы не переезжаете в Киев, ведь в столице намного больше возмож­ностей?

— Киев не позволит мне работать продуктивно и однозначно будет отвлекать на кучу всяких встреч, тусовок, никому не нужного общения. Я нахожу возможность общаться с тем, с кем хочется, по Skype, во время приезда в Киев и так далее. Была бы возможность, я бы и от Skype уехал по­дальше в горы, лишь бы там был хороший интернет.

— То есть известность вас напрягает?

— Я никогда не хотел быть артистом. Это вынужденная медийность. Таков побочный эффект моего дела.

— Мамочки на улице к вам пристают с вопросами?

— Мамочки пристают везде, поэтому я не бываю на улице. Я могу спокойно ходить по улице исключительно за пределами Ук­ра­ины. Но даже гуляя по Амс­тердаму, Барселоне, Хельсинки, даю 10-15 консультаций русскоязычным мамам. Поэтому гуляется на самом деле мне хорошо лишь в лесу. И я могу похвастаться фотографиями только ночного Харькова.

— Почему вы до сих пор не в Верховной Раде? Вам не хочется стать политиком?

— Не хочется! Я до сих пор не встретил политика, который не удивился бы, услышав такой ответ. Когда они ко мне приходят и говорят: «Пойдем с нашей политической силой», я отвечаю: «Не хочу ни с кем, уйдите». Они не понимают.

Я фактически учу вас выживать в стране с полностью уничтоженной педиатрией, а если я стану политиком, у меня больше не будет доступа к вам, поскольку, присоединившись к одной политической силе, я автоматически стану врагом всех остальных политических сил. А именно эти «все ос­таль­ные» владеют телевизором. Мне в политике делать нечего, по крайней мере в существующем формате.

Меня настораживает связка между тем, что делает Верховная Рада, и тем, что делается в Украине со СМИ. В настоящее время в нашей стране никакой политической борьбы быть не может. СМИ полностью контролируются политиками. Любая новая политическая сила должна иметь трибуну для озвучивания своих идей и мыслей.

Сейчас нам кажется, что нет выбора, мы в тупике. А как вы сделаете выбор, если даже не можете увидеть нормальных людей? Их никогда не пустят на телеэкран. Какое бы ни было отношение к Шустеру, но ситуация, когда самое рейтинговое политическое шоу страны закрывается, а журналисты молчат, недопустима. Причем все знают, что оно не само по себе закрылось. Вы даже не понимаете, что за ваше терпение и молчание будут расплачиваться ваши дети своим здоровьем, своей жизнью.

Мы не можем реформировать здраво­охранение, не можем реформировать сис­тему правопорядка, не реформируя власть. Ту власть, которая унижает нас каждый день, которая заинтересована только в одном — чтобы нас стало меньше, потому что каждая выжившая бабушка приближает крах Пенсионного фонда. Дедушек уже бла­гополучно извели, изведем бабушек, выдавим из страны молодых и «неправильных украинцев», останемся на земле хозяевами и будем ее спокойно продавать. Вот это счастье политика! А раз мы такое отношение к себе терпим, значит, заслужили. Только жалко детей. Куда я могу деться? Мне надо детей ваших лечить, пока вы дурака валяете.

Сейчас мои слова не льют воду ни на чью мельницу, они капают на всех одинаково, и всем абсолютно все равно. Я же деньги у них не отбираю, поэтому они могут делать вид, что это все им неинтересно. Я могу сколько угодно кричать, что нет лекарств, нет сыворотки, онкобольным нужен морфий... Это настолько за пределами их мыслей и интеллекта...

Наш президент недавно внес в Раду сроч­ный законопроект о двойном гражданстве. Я тогда подумал: независимости Ук­ра­ины 25 лет, за это время судьба онкобольных не поменялась ни на йоту, прямо сейчас десятки тысяч людей кричат от боли, не имея доступа к обезболивающим, и никакому президенту не пришло в голову срочно создать комиссию из работников Минздрава и МВД и немедленно, в течение недели, ре­шить этот позорный вопрос. А вот паспорта нас волнуют... Я считаю, что это настолько аморально, что самый надежный способ жить в мире и гармонии — это держаться от политиков по­дальше. Видеть их по ТВ настолько неприятно, что я не могу представить себя среди них.

— Минздрав вас тоже не привлекает как место самореализации?

— Исключительно как советник, консультант. Эту функцию у меня никто не отбирает. Другое дело, что я не строю из себя организатора здравоохранения. У нас же куда ни плюнь — попадешь в человека, который готов быть министром. А я понимаю: чтобы быть министром, нужно иметь хорошую специальную подготовку администратора, надо уметь закрывать, увольнять, запрещать, наказывать, передавать материалы в прокуратуру, воевать, не спать ночами, сражаться за свое дело. Я не готов судиться и бегать. У меня есть свое дело, я мог бы учить молодых врачей.

«Главный лозунг политиков — «как один умрем в борьбе за это». Но умереть должны мы, а они будут жить счастливо и лечиться за границей»

— Как вы считаете, идея создания инс­титута семейных врачей решит проб­лемы системы здравоохранения?

— Она правильная в условиях деревни, где живет ограниченное количество людей. Там нужно иметь подготовленного семейного врача, который работает в хорошо оборудованной семейной амбулатории. Семейные врачи — это элита медицины, обладающая обширными знаниями. Такой врач должен иметь на порядок выше доходы, иметь от общины и автомобиль, и жилье, и оплату коммунальных, и так далее. Но в рамках большого города, где выстроена система взрослых и детских поликлиник, все разломать и перейти в систему семейных врачей — глупость и наивность.

Хочу, чтобы политики, которые выступают «за», например, когда у них заболеют дети, обратились к семейному врачу, который за три месяца переучился. Тут педиатрам невозможно мозги вправить, чтобы они лечили детей нормально. А представляю, как проблемами вакцинации или вскармливания детей начнут заниматься переученные взрослые лоры. Я вам не завидую всем. Для начала надо иметь нормальные протоколы лечения и обучить врачей по этим протоколам работать.

— А вообще предложенная медицинская реформа может быть реализована у нас?

— Можно существенно улучшить отдельные моменты. Можно позволить меньше украсть, можно умнее купить, можно запретить делать глупости, можно оптимизировать процесс лечения, можно перерас­­пределить дефицитные деньги на действительно эффективные медицинские программы. Но радикально изменить ничего нельзя потому, что нет средств и политической воли.

Сейчас существует некая команда Минздрава. Она существует до тех пор, пока премьер-министром Украины является Владимир Гройсман. Как только он уйдет или его уберут, эта команда тут же исчезнет. При этом любой главный врач какой-нибудь районной больницы, любой завкафедрой, любой академик знает: они сидели, сидят и будут сидеть. А вот эти, которые пытаются что-то делать, сегодня есть, а завтра — коалиция распадется, что-то новое придумают, поменяется премьер, и они пойдут лесом.

Проводить реформы, не имея гарантий, не имея долгосрочной программы, утверж­денной на уровне государственного закона, невозможно. Программы реформ долж­­ны быть ориентированы на 10-15 лет, иметь конкретные реперные точки, по которым можно определить эффективность-неэффективность, должны утверждаться как закон страны и не привязываться к конкретному министру и премьер-министру. Тогда уход одного министра и приход другого — всего лишь изменение скорости движения и эффективности уже принятого закона. Тогда каждый главврач поймет: деться некуда, все равно придется выполнять задачи.

А сейчас им нужно просто пересидеть, не рыпаться, не умничать, дождаться, пока этих реформаторов выгонят. Тем более что сейчас против них ополчились все, кому и так хорошо. Плохо только тем, кто умирает, кто не может получить нормальное лечение. И как я могу лечить, если у меня нет лекарств, если большая часть лекарственных средств — подделка?

— Действительно фальсификата так много?

— Известно, что в Великобритании лекарственный фальсификат составляет 14 процентов. А у нас сколько? 50 процентов в лучшем случае. Я реально вижу, как лекарства вообще не работают. А есть ли у нас реальная структура, которая этим занимается?

Я слышал, что в Египте за фальсификацию лекарств полагается смертная казнь. Неудивительно, что наши сограждане из Египта везут парацетамол, ибупрофен, сосудосуживающие капли — они работают. Я считаю, ситуация с оборотом лекарств, фармбизнесом выходит за рамки конкретного гражданина, который пошел в аптеку и купил там левые витамины. Это угроза национальной безопасности.

Я всячески настаиваю на том, что новая команда, по крайней мере отдельные ее решения, декларации, — это лучшее, что было в украинской медицине за последние 20 лет. Но новая команда — полные профаны в области коммуникации и совершенно не умеют находить общий язык с журналистами. Это факт. Нет контакта с журналистами, нет способностей доступно объяснить свои предполагаемые действия, как следствие — полное непонимание людей.

— Да и с врачами, небось, тоже?

— С врачами как раз все понятно. Сейчас правила игры таковы — лучший заведующий хирургическим отделением не тот, кто лучше оперирует, а тот, кто быстрее договорился с главврачом. А лучший глав­врач — не лучший администратор, а кум мэра. Если правила игры меняются, значит, многие, кто добился успеха в медицине, должны будут уступить свои мес­та.

Самое страшное состоит в том, что количество людей, которые хотят перемен, менее одного процента. Я в педиатрии знаю чуть ли не пофамильно врачей, которые готовы не назначать фуфломицины, а лечить по современным протоколам. У нас до сих пор есть педиатры, которые не владеют компьютером. Ситуация очень сложная, неоднозначная. Я еще раз резюмирую: просто взять и реформировать нельзя. Необходимы мелкие шаги, нужно запрещать делать глупости, выстроить генеральную линию, утвердить ее законодательно, изменить процесс принятия решений, убрать вообще или минимизировать взаимодействие между комитетом Рады и Минздравом. Невозможно работать, когда каждый считает себя главным. Надо, чтобы был кто-то один.

Я представить себе не могу, чтобы Совет национальной безопасности собрался для рассмотрения вопросов вакцинации, проблем онкобольных, ситуации с инфекционной заболеваемостью в стране, ситуации с детским ожирением, ситуации со смертностью от сердечно-сосудистой патологии. Такое впечатление, что он занят только войной и финансами.

Политики не предъявляют никаких претензий по отношению к абсолютному социальному геноциду потому, что у них есть за­мечательная отмазка — война. Главный лозунг политических сил — «как один умрем в борьбе за это». Это их главный лозунг, но умереть должны мы, а они жить будут счастливо и лечиться за границей. Будь моя воля, первый шаг к реформам здравоохранения — это категорически запретить всем чиновникам получать лечение за пределами Украины.

— И привозить лекарства для себя из-за границы...

— Да-да, пусть поддерживают отечественных производителей. Вот это было бы просто замечательно. Все нужно цеплять через них. Например, хочешь переименовать улицу — построй ее. Хочешь запретить ввоз машин, чтобы поднять отечественное производство, — пересядь сам на отечественное авто.

«У меня была надежда, что если пришел к власти президент — отец четырех детей, то, наверное, для него слово «дети» что-то значит»

— Вы уже затронули вопрос с прививками. Теоретически сейчас выглядит все оптимистично — Минздрав отчитался, что закупки поручены международным организациям, вакцины ввозятся, все по закону. Действительно проблемы с вакцинами решены?

— Проблемы с вакцинами есть. Прежде всего информационные. Совместными усилиями врачей и СМИ вакцинация как самый эффективный способ борьбы с инфекциями фактически уничтожена в нашей стране. Сейчас нет государственной политики в области вакцинации — первое. Люди не желают вакцинироваться — второе. При том, что есть положительные изменения, отсутствие нормальной разъяснительной работы, отсутствие поддержки СМИ, отсутствие коммуникации приводят к жутким провалам. Это было и с вакциной от полиомиелита, и с нынешней «ужасной» индийской вакциной АКДС (комбинированная вакцина против дифтерии, столбняка и коклюша. — «ГОРДОН»). Это все просчеты информационной политики.

Могу сразу анонсировать, что с 24 по 30 апреля проходит Всемирная неделя иммунизации. Я думаю, что 24-го буду в Киеве, намечены и пресс-конференция, и выступления перед родителями. Приходите, будем разбираться. Что же касается закупок и всего остального, поверьте мне, ни один врач понятия не имеет, как, что и у кого покупать, как этот процесс организован. Система закупок, тендеры — как это должно быть, знает на самом деле два десятка человек. Тем не менее вся страна упорно обсуждает. То есть мы обсуждаем вопрос, в котором никто не разбирается. Если процесс закупок постоянно привлекает такое внимание общества, значит, есть огромная потребность в том, чтобы сделать процесс покупок абсолютно понятным обывателю.

На самом деле, процессы закупок затрагивают примерно 10 процентов населения (это самая оптимистичная цифра). Скажите, пожалуйста, как лично вас коснулись закупки? Когда в последний раз что-то купленное государством вам досталось бес­платно?

---

---

— Не припомню такого...

— Я за всю свою жизнь не вспомню, чтобы мне хоть что-нибудь досталось бес­платно. Например, я вакцины себе, своим детям и внукам покупаю сам, на свои деньги. Хотя это нонсенс. Если я лечу больных от гриппа, государство обязано меня защитить от него. Это же абсолютно логично: если государство посылает вас на фронт, оно обязано надеть на вас хотя бы бронежилет. А мы на свои деньги все покупаем.

Я вообще считаю, что мы все больны. Нельзя быть такими наивными и доверчивыми. У меня есть такой образ, иллюстрирующий ситуацию по прошествии трех лет после революции: мужик узнал, что жена ему изменила, устроил скандал, выгнал ее к чертовой матери и... женился на проститутке. Теперь мы анализируем: когда он совершил ошибку — когда выгнал неверную жену или когда опять неправильно женился? Нельзя терпеть, когда тебя не уважают, когда над тобой издеваются и тебе изменяют. Нужно с такими людьми расставаться. Но расстаться с тем, кто тебе изменил, и жениться на том, кто в 100 раз хуже, — глупость.

— У нас родители часто выступают против прививок. Но против прививок собакам и кошкам не возражает никто. Все регулярно носят своих питомцев в ветклинику. У вас есть объяснение этому парадоксу?

— Как можно выбрать политика, который говорит: «Будем жить по-новому»? Логика на этом заканчивается. Поэтому попытаться объяснить алгоритм решений я не могу. Вы болеете, приходит врач и говорит: «Будем вас лечить по-новому». Вы же спросите: «По-новому» — это как? Через ампутацию или кастрацию?».

Это расплата за индифферентность. Со­­бачку жалко, а детенышей? После «Больницы будущего» все, что я думаю о политиках, — это клиника. Клиника за пределами человеческого интеллекта, за пределами Божьих заповедей. У меня была надежда, что если пришел к власти президент — отец четырех детей, то, наверное, для него слово «дети» что-то значит. Даже эти простые надежды не оправдались. У нас был президент — отец пятерых детей. Оказалось, что когда много своих детей, то им больше надо.

У нас давно нет адекватной медицинской статистики. У нас половина справок о вакцинации куплена. Поэтому при реформах в медицине я бы ввел строжайшую ответственность за фальсификацию данных. Тогда мы знали бы, сколько у нас привито, сколько детей реально болеет коклюшем, сколько — умирает. Конечно, если об этом узнает Европа, вокруг Украины начнут стро­ить 10-метровый забор. Поэтому мы не хотим этого, хотим делать вид, что у нас все хорошо.

«Государство — наш самый большой враг, и эти люди, которые нас ненавидят, нас же учат патриотизму, учат жизни»

— На ваш взгляд, у какой страны в ми­ре оптимальная система здраво­охранения?

— Лично мне нравится Финляндия. Основная масса населения там не хочет лечиться зря и следит за своим здоровьем. Огромная роль принадлежит медсестре. Люди не требуют от врача золотой таблетки. Они прекрасно понимают, что главное — это образ жизни. Там никто не может представить себе, что беременная пришла к врачу без мужа. Если она пришла одна, врач информирует социальную служ­бу: дома что-то не так. Там поход к детскому врачу — праздник, выходной у папы и мамы. Образ жизни детей — смысл жизни взрослых. У меня была встреча с родителями в Хельсинки — пришли 50 процентов мужчин от общего числа. На встречах в Украине рекорд — 15 процентов.

В Финляндии половина воспитателей в детских садах — мужчины с высшим образованием. Никто не может себе представить, что ребенок в группе находится, когда дождь. Какая разница, идет дождь или нет? Пришли, поели и должны гулять на улице. Детей учат вечному, единению с природой — адаптируют к существованию.

Там никто не стремится лечить ребенка, не боясь обвинений в том, что «вы не лечили и довели». В медицине есть четкий протокол. Ты можешь прийти к врачу, услышать три названия лекарств, приехать в другой город, прийти к другому врачу и услышать те же наименования. Все врачи лечат одинаково по медицинской науке.

Это на самом деле несложно. Для этого просто надо учить родителей и заниматься с врачами. Уже есть серьезный тренд среди молодежи, они начинают понимать, что на государство надеяться нечего, здоровьем надо заниматься самим. Я замечаю, как на моих встречах количество пап увеличивается и растет количество писем от пап в моей почте. Я вижу, что люди наконец-то начинают понимать, как можно жизнь с ребенком сделать счастливой, как не стать «матерью-героиней» в нашей стране, родив ребенка. Но я вижу, что простые, доступные и эффективные методы комфортного родительства способны понять и принять максимум 15 процентов населения. Остальные по-прежнему предпочитают не спать ночами, покупать кучу ненужных лекарств, лечить детей внутримышечными уколами, мазать горло люголем, мазать коленки зеленкой, парить ноги, ставить горчичники, жить по заветам бабушек.

Изменить это можно — пойти, к примеру, по замечательному пути Австралии. Государство дает родителям деньги, но лишь тогда, когда они принимают правила игры. Ребенок должен жить в определенных условиях, при такой температуре, должен кормиться таким образом и быть привит. Не хотите жить по правилам? Тогда государство с вами не играет. На самом деле не надо никого уговаривать. Деньги — лучший уговор.

— Считаете, такая система мотивации заставит украинцев изменить свое отношение к здоровью?

— Это один из вариантов. Мотиваций может быть много на самом деле. Если государство вас бесплатно учит и лечит, оно готово от вас что-то потребовать.

Почему мы любим Украину, но ненавидим государство? Государство не дает нам ни лечения, ни безопасности, вообще ничего, но все время от нас что-то требует. Государство — наш самый большой враг. И эти люди, которые ненавидят нас, нас же учат патриотизму, учат жизни.

«Ни один нормальный человек в эту систему не пойдет — идут Супрун и Квиташвили, которые совершенно не понимают законодательного и правового беспредела в стране»

— Хочется обсудить с вами ситуацию с бывшим главой ГФС Насировым. Когда врачи, защищая политика от правоохранительных органов, говорят, что у него чуть ли не инфаркт. Потом оказывается, просто давление повысилось. Ответственность врачей за поступки су­ществует в Украине?

— Делать врачей крайними и ответст­венными в данной ситуации весьма неправильно. Никакая реформа ни в одной сфере жизни не возможна до того, как в стране не начнут властвовать закон и порядок. Я еще в 2014 году сказал, что главный реформатор — министр внутренних дел. Если в стране будет порядок, не будет любимчиков, если правила будут одинаковы для всех — тогда у нас есть шанс. МВД, суд, прокуратура, налоговая служба, таможня, все силовые структуры должны жить по закону. Если этого не будет — мы обречены.

Нельзя реформировать медицину, если есть управляемые деньгами суды. Ни один нормальный человек в эту систему не пойдет. Идут Супрун и Квиташвили, которые со­вершенно не понимают законодательного и правового беспредела в стране, не понимают, что в любой момент любое решение может быть «выкуплено» и «перекуплено».

Есть такое понятие, как «офицерская честь». Оно в нашей стране, к сожалению, скончалось. Исконно многое держалось на этой офицерской чести. Есть такое понятие, как «медицинская честь», она не имеет отношения к клятве Гиппократа. Врач — человек, независимый в своем мнении, который имеет огромные полномочия и огромную ответственность.

Еще одна иллюстрация к теме о наркотиках: у меня диплом врача, есть своя личная печать, я считаю, что именно этому пациенту нужно обезболивающее, я выписываю рецепт — все. Я не должен просить 25 разрешений у участкового милиционера, согласовывать, в каких дозах, — это мое право, право человека, у которого есть выданный государством диплом.

Государство считает, что человек, ответственный за жизни других людей, ежедневно принимающий сотни решений, оп­ре­деляющих вашу судьбу, живет в лучшем случае на 100 долларов в месяц своей зарплаты (сейчас повысили до 150 долларов, возможно). Подросток, поступающий в мед­институт и оканчивающий его, и все работающие внутри системы, принимают правила этой унижающей их игры. Отсюда нужно и начинать. То есть ты работаешь за вот такую зарплату, но живешь, ездишь на автомобиле, платишь коммунальные платежи — это значит, что тебе приносят деньги. Государство поставило врача в унизительные условия, врач принял эти правила игры. А теперь журналисты обсуждают тему — «врачи возле Насирова». Вы же понимаете, что врачи возле него такие же, как вокруг нас, — они так же подчиняются этим правилам игры.

Меня умиляет один факт: когда наши люди переезжают в Германию, Финляндию, США, Израиль, они за несколько не­­дель принимают другие правила игры и живут припеваючи. Их устраивает, что дорогу нельзя переходить на красный свет, что в машине нужно обязательно пристегиваться, что нельзя бросить бумажку, нельзя хамить. Люди становятся нормальными, адекватными и законопослушными. О чем это говорит? О том, что наши люди реализуют любые правила игры.

Беда нашей страны в том, что те, кто пишет правила, демонстрируют вопиющий нигилизм по отношению к им же придуманным правилам. Они считают себя за пределами законов. Мы видим, что 99 процентов забравшихся на вершины власти поднялись через клевету, воровство, зло­употребление властью, неуважение к другим людям, нарушение Божьих заповедей, показуху и так далее. И какие мы даем молодежи образцы поведения? Вот смотри: депутат может ударить человека в прямом эфире, врать, на глазах у всей страны использовать мат, а политические силы могут обвешивать плакатами с нецензурной бранью всю страну, еще иметь за это кучу избирателей.

Поэтому я себя чувствую чужим на этом празднике жизни. Я постепенно стал на все смотреть как врач: есть психиатрическое отделение, называется Верховная Рада, вот отделение — Администрация президента, есть отделение для буйных — не буду называть его. То есть, по большому счету, государство — большая клиника. Но, поменяв больничную администрацию, поставив нормального начмеда, применяя правильные лекарства, есть способы довести все до ума. Но пока я не вижу хорошего хирурга, который готов ампутировать и выбросить все ненужное.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter